Принципы устойчивого развития и ESG принесены в страхование не ради моды — они дают реальную добавленную ценность бизнесу, вопрос только в том как это считать и как относиться к долгосрочным последствиям/ожиданиям. Как один из адептов концепции Устойчивого страхования, я убежден, что такой подход обеспечивает компании более стабильный, прогнозируемый и долгосрочный рост. Во время работы в компании Ак Барс Страхование мы интегрировали ESG-факторы в стратегию, и уже через 2 года увидели конкретные результаты: повысилась лояльность клиентов, они чаще пролонгировали договоры, остаются с компанией даже после выплат (справедливое урегулирование убытков), выросли индекс удовлетворенности клиентов, персонала, выручка и чистая прибыль. В 2021/2022/2023/2024 годах компания последовательно показывала рекордные финансовые результаты (все подтверждено аудированной финансовой отчетностью, выложенной на сайте страховщика), и это во многом коррелирует с реализованной ESG-стратегией. Можно утверждать, что ориентация на устойчивое страхование не только укрепляет доверие клиентов и партнеров, помогает управлять рисками более эффективно и улучшает репутацию компании в глазах общества и государства, но и сказывается на показателях выручки и акционерной прибыли. Для наглядности скажу, что активы на начало ESGтрансформации составляли 918 млн. рублей, через 4 года уже было значение 2 296 млн., капитал за этот же период удвоился, ROA вырос с 1,2% до 8,5, чистая прибыль выросла в 16 раз.

По моему убеждению, устойчивое страхование особенно ценно и на уровне отрасли в целом. Если страховая компания разделяет принципы ESG, она становится драйвером позитивных изменений для всего рынка. Внедряя принципы ответственного ведения бизнеса- от экологии до корпоративного управления — страховщики повышают прозрачность и надежность отрасли в целом. В конечном счете, устойчивое страхование — это инвестиция в будущее: в устойчивость бизнеса, снижение непредвиденных потерь (например, от климатических рисков) и в соответствие ожиданиям ключевых стейкхолдеров. Сегодня и клиенты, и государство все также ожидают от компаний высокой социальной ответственности и непрерывности деятельности, и ESG-подход позволяет сфокусироваться на новых векторах развития, отвечающих этим ожиданиям. Я ответственно утверждаю, что переход на устойчивое страхование — это вклад в долгосрочную устойчивость как страховой организации, так и всей отрасли в целом.

К сожалению, пока лишь меньшинство страховщиков действительно ощутили практическую пользу ESG-принципов. Причин этому несколько. Во-первых, у многих компаний стратегическое видение на долгий срок не в приоритете — они сосредоточены на краткосрочных задачах по исполнению финансовых бюджетов и не считают ESG приоритетом, раз это не приносит мгновенной прибыли и не влияет на систему премирования лиц, принимающих решения. Во-вторых, часть игроков относились к устойчивому развитию скорее как к модному тренду. Сейчас, в новой реальности, мы видим: если кто-то перестал уделять внимание ESG теме, значит изначально занимался ей ради хайпа, а не по убеждению. Такие компании и составляют большинство тех которые «не видят ценности» — попросту они не успели разглядеть долгосрочных выгод или не пытались внедрять принципы всерьез.
В-третьих, изменилась внешняя среда и стимулы. Раньше значимыми драйверами ESG-повестки были международные инвесторы, рейтинговые агентства, зарубежные партнеры и именно они побуждали российские компании подтягиваться к устойчивым стандартам. Теперь, когда иностранные инвесторы и партнеры отошли, главным стейкхолдером стали клиенты, сотрудники, общество и государство. Но далеко не все страховщики осознали, что эти новые стейкхолдеры тоже ценят устойчивость в широком понимании этого термина: государство ждет от бизнеса социальной ответственности, клиенты — надежности и соблюдения интересов общества. Те 30% компаний, о которых Вы упомянули, вероятно и есть те, кто искренне верит в ценность ESG или же имеет в портфеле стратегических клиентов тех, кто требует этого от своих страховщиков. Остальные же либо не чувствуют давления извне, либо не обладают достаточными знаниями и ресурсами для внедрения устойчивого страхования. Нужно признать, что пока ESG-повестка держится на энтузиастах и лидерах рынка. Со временем, по мере роста осведомленности и появления регуляторных требований, этот процент будет увеличиваться, но на данном этапе скепсис большинства объясняется отсутствием быстрого эффекта от внедрения и внешних стимулов.

Да, действительно, идея «зелёного полиса» была не просто маркетинговым ходом, а стратегической инициативой, которая рождалась изнутри трансформации самого страхового бизнеса в условиях ESG-повестки. Мы увидели, что рынок созрел для таких решений- корпоративные страхователи, особенно компании, работающие в устойчивом контуре, с ESG-рейтинговой оценкой, с акцентом на климатическую отчётность и долгосрочные экологические обязательства, начали формулировать новый запрос. Не просто страховать риски, а делать это с учётом принципов устойчивого развития.

«Зелёный полис» — это был наш ответ на такой запрос. Но он не про «зелёную обёртку», а про содержательные параметры: страховая компания, предлагающая такой полис, должна сама соответствовать принципам экологической, социальной и корпоративной устойчивости. У неё есть нефинансовая отчётность, понятная и публичная ESG-стратегия, этика страхового андеррайтинга и прозрачный диалог с клиентами. Мы в Ак Барс Страхование с 2021 года пошли по этому пути шаг за шагом: рейтинг ESG, нефинансовый отчёт по стандартам GRI, трансформация подходов к продуктовой линейке. Для нас «зелёный полис» стал логическим продолжением нашей собственной внутренней трансформации.

Что касается актуальности — она не просто есть, она подтверждается каждым тендером, в котором участвует устойчивый корпоративный клиент. Сегодня, чтобы выиграть проект, мало просто быть конкурентным по цене. Надо быть ESG-конкурентоспособным. Мы видим, что крупные корпорации, госкорпорации, даже региональные компании при выборе страхового партнёра всё чаще смотрят: а есть ли у страховщика ESG-рейтинг, есть ли у него нефинансовая отчётность, как устроен внутренний контроль рисков, как работает комплаенс. Это маркеры новой страховой и деловой реальностей.

Розничный же клиент пока более консервативный, но уже сейчас появляется интерес со стороны потребителей, ориентированных на экологичный образ жизни: электромобили, «зелёные» дома, энергоэффективные решения. Для них полис уже не только защита, но и часть идентичности и внутренней потребности. Поэтому я уверен, что «зелёный полис» — это не мода, а будущее, в котором страхование играет роль связующего звена между рисками и ценностями.

В России нет прямых жестких требований к страховщикам по ESG, есть лишь общие рекомендации. На мой взгляд, регуляторная поддержка и саморегулирование способны существенно ускорить внедрение устойчивого страхования. Если Банк России введет, например, обязательные элементы раскрытия информации об ESG-факторах или учета климатических рисков, то даже скептически настроенные компании вынуждены будут заняться этой темой всерьез. Опыт показывает, что на российском  рынке нормативный сигнал очень важен. Пока у нас был только «мягкий» сигнал — например, письмо ЦБ о климатических рисках в 2021 году, — и его многие оставили без внимания. Но если подобные ориентиры закрепить как требование, это станет стимулом подтянуться.
Причем будет оптимальна комбинация регулирования «сверху» и инициатив «снизу». Всероссийский союз страховщиков (ВСС) уже движется в этом направлении: создана рабочая группа по ESG, которую мне довелось возглавлять в период ее становления. В ее состав входят представители двух с половиной десятков страховых организаций, они совместно вырабатывают консолидированную позицию сообщества по раскрытию информации об ESG-факторах, по развитию социально-ориентированных и экологических страховых программ, по оценке влияния климатических изменений на убытки страховщиков. Одной из первых задач как раз стала подготовка предложений регулятору — мы сформировали единый словарь терминов и понятий устойчивого развития применительно к страхованию, чтобы их унифицировать и предложить Банку России включить в официальные документы. Это пример саморегулирования, которое, по сути, прокладывает дорогу возможному будущему регулированию.

Таким образом, если ЦБ РФ или саморегулируемая организация (ВСС) введут новые правила или стандарты — будь то обязательная нефинансовая отчетность, учет ESG-рисков в управлении или отраслевые руководства, — это несомненно подтолкнет всю отрасль в этом направлении. Главное, чтобы эти правила были разумными и выработаны с участием рынка (чем в ВСС и занимаются представители отрасли), тогда они станут не обузой, а ориентиром. Я уверен, что регуляторные шаги в области устойчивого страхования являются необходимым стимулом для широкого продвижения концепции, так как создают единые требования и устраняют неопределенность. Страховщики получат понятные ориентиры, а общество гарантии того, что тема устойчивого развития не остается лишь на бумаге.

Здесь нужно учесть специфику страхового рынка. Выпуск собственных «зеленых» финансовых инструментов (например, облигаций) у страховщиков пока не распространен, потому что у страховых компаний, в отличие от банков или промышленных корпораций, нет большой потребности привлекать заемное финансирование через облигации. Страховщик оперирует активами страховых резервов, и основными источниками капитала являются акционеры или реинвестированная прибыль. Выпуск «зеленых» облигаций подразумевает целевое финансирование экологических проектов, например, у банка это может быть портфель эко-кредитов, у промышленной компании строительство «зеленого» объекта. У страховой же компании подобных проектов немного, ведь основной «продукт» — страховая услуга, ровно поэтому и отсутствует естественный драйвер для эмиссии зеленых бумаг. Когда-то в будущем появятся облигации, привязанные к показателям устойчивого развития страховщика, но пока таких прецедентов нет.

Что касается инвестиций, тут причин несколько. Во-первых, на рынке до сих пор мало зеленых инструментов. По данным Банка России, на 01.06.2025 суммарный объем стоимости облигаций, связанных с устойчивым развитием, составил около 405 млрд руб., что лишь 0,7% от общего объема облигаций на рынке. Если перефразировать, «зеленых» облигаций и других устойчивых выпусков очень мало среди всех доступных инструментов. Во-вторых, страховщики консервативны в своей инвестполитике: регулятор устанавливает строгие требования к надежности и ликвидности активов страховщика. Новые инструменты, пусть и «зеленые», часто воспринимаются как более рисковые или менее ликвидные. Многие из зеленых выпусков в России — это долговые бумаги отдельных проектов или эмитентов, с которыми страховщики не работали ранее, поэтому они пока осторожничают.

Также важный момент — мотивация и экспертиза. Пока нет регуляторного требования учитывать ESG-критерии при инвестировании средств резервов, многие страховщики просто следуют классическим подходам: госбумаги, депозиты, надежные корпоративные облигации. ESG-факторы при отборе инвестиций формально не обязательны, и у большинства компаний нет специальных команд, которые бы оценивали «зеленость» активов. Однако ситуация начинает меняться: ряд страховщиков из числа дочерних структур банков уже «смотрят» в эту сторону. То есть отдельные игроки пилотируют инвестиции в зеленые инструменты, но это скорее исключение, чем правило.

Можно сказать, что отсутствие выпусков зеленых инструментов страховщиками и их низкая инвестиционная активность объясняется сочетанием факторов: малого объема самого рынка, приоритетности других задач и консервативного регуляторного поля. По мере роста российского рынка устойчивого финансирования и если появятся стимулы (например, преференции или требования учитывать ESG-риски в инвестициях), страховщики могут активнее вкладывать средства в зеленые проекты. Пока же индустрия заняла выжидательную позицию: все наблюдают, как будет развиваться ситуация, и готовятся подключиться, когда зеленые инвестиции станут более массовыми и выгодными.

Вы затронули очень важную проблему. Действительно, внедрение учета климатических рисков идёт медленно, даже те компании, которых считают ESG-лидерами, сделали пока немного. На мой взгляд, главная причина — недооценка актуальности климатических рисков в краткосрочной перспективе. Многие менеджеры рассуждают так: у нас хватает насущных проблем здесь и сейчас, а климат — дело будущего, проявится через десятилетия. Отсюда и вывод: можно пока не тратить ресурсы на эту аналитику. Такой подход усиленно подпитывается экспертными мнениями, что «в ближайшие 20 лет климатические факторы существенно не ударят по бизнесу». Однако я с этой позицией не согласен. Климатические риски — важнейший вызов для страхового рынка уже сегодня. Мы видим участившиеся экстремальные погодные события, природные катастрофы; пусть в России их влияние пока не носит ежедневного катастрофического характера для страховщиков, но тренд налицо. Например, пожары в Сибири, наводнения, паводки весной — все это сигналы, что климатические изменения идут и могут внезапно привести к всплеску убытков.

Почему же рекомендации ЦБ остались в значительной мере на бумаге? Во-первых, как я сказал, отсутствует ощущение острой необходимости — топ-менеджмент многих компаний не требует от риск-менеджеров такой информации, не считает ее приоритетной. Во-вторых, методологические сложности: учет климатических рисков — новое дело, нет устоявшихся моделей в отечественной практике, приходится опираться на зарубежные методики (TCFD и пр.), которые нужно адаптировать. Без принуждения компании не спешат инвестировать в эти расчеты и обучение актуариев по новым моделям. В-третьих, совпало, что последние 5 лет были богаты другими стрессами — пандемия, санкции, экономическая турбулентность, — на этом фоне климатическая повестка, увы, отошла на второй план у ряда игроков.

Тем не менее, некоторые страховщики уже начали двигаться в этом направлении. Я считаю, что роль актуариев здесь ключевая: они могут встроить климатические сценарии в модели, провести стресс-тесты портфеля на случае тех же катастрофических природных событий. Я неоднократно подчеркивал на профессиональных форумах, что участие актуариев в моделировании и управлении климатическими рисками — критически важно для финансовой устойчивости страховых компаний. Если компания игнорирует климатические риски сегодня, то через 5−10 лет она может столкнуться с неготовностью к новым вызовам — будь то реальные погодные катаклизмы или ужесточение регулирования (например, введение углеродного налога, требований по раскрытию этой информации).
Скепсис многих экспертов насчет «не актуально сейчас» понятен, — бизнес всегда слегка консервативен. Но страховому рынку как раз и свойственно думать наперед: мы страхуем риски, которых может еще не быть. Поэтому я убежден, что учитывать климатический фактор нужно начинать уже сейчас, постепенно, не дожидаясь 20 лет. Да на ближайшие год-два климатические риски не окажут драматичного влияния на убытки, но тренд изменчивости климата должен мониториться постоянно. Понадобится и усиление сигнала от регуляторов: рекомендации — это хорошо, но вероятно без более твердых требований дело идет медленно. Как только у страховщиков появится обязанность или стандарт учитывать климатические риски (например, в отчетности или в оценке платежеспособности), практики станут массовыми. Лично я считаю, что это неизбежно случится, вопрос лишь времени. А пока — да, мы видим единичные примеры внедрения. Наша задача как отрасли — повышать осведомленность, делиться лучшими практиками, доказывать бизнес-ценность этого учета, чтобы переломить инерцию мышления.

Эти цифры, честно говоря, не удивляют, но много о чем говорят. Только 30% компаний пытаются оценивать климатические риски — это подтверждает, что у большинства игроков реального сектора пока нет системного подхода к климатическим угрозам. А около 10% используют страховые инструменты (специальные экологические полисы, страхование ответственности директоров на случай экологических инцидентов) — это совсем немного, фактически говорит о начальной стадии спроса на подобные продукты. Моя оценка такая: результат показывает, что мы только в начале пути. Индустриальные и торговые компании еще осознают свои климатические риски, а страхование как способ их переноса или смягчения привлекает внимание лишь самых продвинутых из них.

С положительной стороны: 10% - это уже не ноль. Значит, есть первые ласточки: ряд компаний заключает, к примеру, договоры экологического страхования ответственности (чтобы покрыть ущерб окружающей среде при авариях) или включают покрытие ESG-рисков в полисы D&O (страхование ответственности директоров и должностных лиц). Пока интерес проявляет, как правило, бизнес, ориентированный на экспорт, на сотрудничество с зарубежными партнерами или работающий в экологически чувствительных отраслях — то есть те, кто раньше других столкнулся с ESG-требованиями. Многие остальные компании реального сектора, особенно среднего и малого бизнеса, могут просто не знать о возможностях страхования экологических рисков или считать, что им это не нужно. Здесь задача страховщиков — повышать информированность: объяснять, какие риски могут быть покрыты, как полис поможет защитить и сам бизнес, и интересы пострадавших сторон.

10% - это очень низкий показатель, но он рыночный, отражает реальность. Он также означает огромный потенциал для роста, ведь климатические и экологические риски, увы, будут со временем только актуальнее для всех отраслей. Можно провести параллель с киберстрахованием: еще несколько лет назад им почти никто не пользовался, а сейчас это один из самых быстрорастущих сегментов, потому что угроза стала очевидной. Полагаю, с экологическим страхованием будет похожая динамика — через какое-то время, возможно, случатся прецеденты (крупные экологические инциденты, штрафы для компаний, судебные иски к директорам за экологический ущерб), и тогда многие задумаются о страховой защите. Наша задача — быть к этому готовыми уже сейчас.

В целом я оцениваю результат опроса как сигнал к действию: страховщикам совместно с регуляторами и бизнес-ассоциациями нужно популяризировать идеи устойчивого страхования в реальном секторе. Возможно, нужны стимулы — например, налоговые льготы для предприятий, страхующих экологические риски, или требования от правительства в некоторых отраслях иметь такую страховку. Пока же мы видим, что только каждый десятый реально использует эти инструменты, и это означает — есть куда расти. Но я оптимистичен: интерес будет расти по мере того, как тема климатических рисков из теории будет переходить в плоскость реальных финансовых рисков для компаний. Тогда и страхование тут сыграет свою важную роль, предоставляя компаниям финансовую защиту и поддерживая устойчивость всей экономики перед лицом новых вызовов.

Переезд в Минск показал мне, что ESG здесь — уже не идеология, а нормированный процесс управления рисками, капиталом и репутацией. В рамках ЕАЭС эта логика становится «обязательной программой», потому что иначе компании не удержат конкурентоспособность в цепочках поставок, на экспортных рынках и в доступе к капиталу.
Иными словами, ESG трансформация перестала быть «отложенной» темой. Она превратилась в математику: либо ты считаешь углерод и нефинансовые риски сейчас — либо завтра за тебя это сделает CBAM, ISSB или инвестор, но с ценой, умноженной на санкционный коэффициент.

Сегодня у бизнеса есть уникальное окно — интегрировать ESG-метрики в стратегию, пока это еще дешевле, чем платить налоги на углерод и разбираться с регуляторами постфактум.
Ключевой вывод: для страховщиков, банков и лизинговых компаний Беларуси и ЕАЭС ESG — это уже не «green marketing», а базовая компетенция, требующая такой же точности, как платежеспособность или актуарные расчеты. И тот, кто начнет управлять этой компетенцией раньше, получит эффект «зеленого банкинга/лизинга/страхования»: лояльность клиентов, дешевый капитал и устойчивую прибыль.

Именно поэтому на белорусском рынке мы перестали спрашивать «нужен ли ESG?». Мы задаем другой вопрос — «какие бизнес-возможности мы теряем, если останемся без ESG-рейтинга и нефинансовой отчетности и не будем учитывать новые типы рисков?»
Ответ очевиден: слишком большие, чтобы игнорировать. Поэтому ESG-повестка — не тренд, а новая константа и это заметно на банковском, страховом и лизинговом рынке Республики Беларусь, что вообще тянет на отдельное интервью и рассмотрение, так как стране есть чем гордиться и это не 1−2 кейса.