В июне этого года Верховный суд РФ (ВС РФ) под председательством судьи Павловой Н.В. рассмотрел два страховых спора, итогом чего стало вынесение очень спорных определений, которые, судя по всему, неизбежно окажут влияние на весь рынок страхования.


1. Дело по иску ИП Дубровиной Л.А. к ООО «Страховая компания «Гелиос» (дело № А40-215162/2021).

Фабула данного дела достаточно проста и сводится к оспариванию отказа страховщика в выплате страхового возмещения по событию, которое по условиям правил и договора страхования не относится к страховому случаю.
В частности, по договору страхования страховщиком были застрахованы товары в обороте (ТМЦ) (ювелирные изделия) в период их нахождения на территории страхования по рискам утраты (гибели), недостачи и повреждения.
В правилах страхования был изложен вполне стандартный перечень страховых случаев, включая противоправные действия лиц, к которым также относится кража.
Как указал суд первой инстанции в решении, буквально пп. «а» пунктом 3.2.7 Правил страхования было установлено, что одним из страховых рисков является кража – тайное хищение чужого имущества с незаконным проникновением в помещение.

Такая квалификация кражи является достаточно распространенной для страховщиков и очевидно направлена на то, что кражей застрахованных ТМЦ будет являться не любое хищение, а лишь то, которое сопряжено с незаконным проникновением в помещение.

Вместе с тем, как следует из судебных актов по делу, компетентными органами не был установлен факт незаконного проникновения в помещение, в связи с чем страховщик отказал в выплате страхового возмещения.
В качестве обоснования отказа в иске страховщик в судах трех инстанций ссылался на ст. 158 УК РФ в части определения понятия «кража», а также на п. 1 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 14 марта 2014 года № 16 «О свободе договора и ее пределах» в совокупности со ст.ст. 421, 431 ГК РФ и главой 48 ГК РФ.

Следует отметить, что количество подобных споров между страхователем юридическим лицом и страховщиком довольно велико и у судов был выработан единообразный подход: если в договоре и правилах определен конкретный перечень страховых случаев, а заявленное событие не подпадает под него, то оно не может быть признано страховым.
Абсолютно обоснованной при рассмотрении таких дел была ссылка судов на постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 14 марта 2014 года № 16 «О свободе договора и ее пределах», а также сопутствующий ему принцип правовой определенности.

Однако такая мотивировка нижестоящих судов показалась ВС РФ неубедительной, и он выдал новые неожиданные формулы, подрывающие стабильность судебной практики.
Чем же ВС РФ мотивировал отмену судебных актов судов нижестоящих инстанций? Рассмотрим каждый довод в отдельности.

1) ВС РФ отметил, что «кража это понятие, которое закреплено в УК РФ, принцип правовой определенности обязывает федерального законодателя формулировать уголовно-правовые предписания с достаточной степенью четкости, в связи с чем нормы Уголовного кодекса, принятые федеральным законодателем, носят императивный характер и не могут применяться с каким-либо искажением их правовой природы».
С этим утверждением ВС РФ нельзя не согласиться, однако рассматриваемое им дело регулируется нормами гражданского законодательства, которые носят не только императивный, но и диспозитивный характер, что прямо установлено ст. 421 ГК РФ и упоминаемым Постановлением о свободе договора.

2) Далее ВС РФ установил, что «Намерением страхователя было защитить свое имущество от противоправных действий третьих лиц, в том числе от кражи».
Как следует из судебных актов это намерение было реализовано страхователем путем заключения соответствующего договора страхования.

3) По мнению ВС РФ, «страховщик произвольно исказил содержание правого понятия «кража», применимого в правовой системе Российской Федерации, и соответственно, являющегося общеизвестным и формирующим соответствующие разумные ожидания участников правоотношений…в правилах дал более узкое понятие кражи, чем это
предусмотрено ч. 1 ст. 158 УК РФ, объединив его с квалифицирующим признаком незаконного проникновения, указанным в ч. 2 ст. 158 УК РФ».

Далее ВС РФ определил, что страховщик зафиксировал в правилах новое понятие уголовного законодательства, что является грубым нарушением статьи 1 Уголовного кодекса и является недопустимым.

Очевидно, ВС РФ имеет в виду, что по мнению страхователя риск «противоправных действий третьих лиц» должен был включать в себя любое противоправное деяние, которое имеет соответствующую квалификацию в УК РФ.

Но сам же ВС РФ указывает, что страховщик взял на страхование не любую кражу, а лишь ту, которая сопряжена непосредственно с фактом незаконного проникновения, из чего следует, что страховщик не искажал понятие «кражи», а просто взял на риск конкретно определенный случай кражи с соответствующим квалифицирующим признаком.

4) ВС РФ указал, что «Правила страхования могут применяться лишь путем, не нарушающим положения действующего законодательства, следовательно, страховым случаем будет являться противоправное действие третьих лиц – кража в том смысле, в каком оно зафиксировано в нормах Уголовного кодекса».

Однако данное утверждение никак не опровергает того факта, что страховщик застраховал имущество от кражи именно в той формулировке, которая приведена в пп. «б» ч. 2 ст. 158 УК РФ.
Таким образом, основная претензия ВС РФ заключается не в том, что страховщик искажает понятие «кражи» и что оно не соответствует тексту УК РФ (поскольку оно ему соответствует), а в том, что в это понятие страховщик не включил все виды квалификаций кражи, приведенные в УК РФ.

Необходимо отметить, что в настоящее время не существует законодательных ограничений по страхованию имущества от всех видов кражи, перечисленных в УК РФ, и в случае возникновения потребности в страховании таких рисков, страховщики готовы предложить соответствующие условия.

Примечательно в данном определении ВС РФ и то, что суд не ссылается на нарушение нижестоящими судами какой-то определенный нормы закона или комплекса норм, неправильное толкование каких-либо норм в их взаимосвязи, да и в целом в своих рассуждениях не опирается на какое-либо нормативное обоснование.
Все, на что ссылается суд, это лишь единичное упоминание ст. 10 ГК РФ, которая, по мнению суда, была нарушена страховщиком.



Правовые последствия

С учетом применения именно данной (и единственной) статьи в качестве обоснования отмены судебных актов, особенный интерес вызывают правовые последствия такого подхода.
Как следует из текста определения, суд установил, что «действия страховщика привели к тому, что в Правилах страхования присутствовала правовая неопределенность».

Далее, ВС РФ развивает эту мысль, говоря о том, что «страховщик, как профессиональный участник на рынке страхового дела, должен был действовать добросовестно, учесть намерения заявителя и не допускать толкование Правил недобросовестно – способом, противоречащим положениям действующего законодательства».

И как итог: «В противном случае действия страховщика будут обладать признаками недобросовестного поведения, преследующего цель избежать осуществления выплаты страхового возмещения, используя манипуляции с правовыми конструкциями действующего законодательства, что, в свою очередь, противоречит принципам, закрепленным в статье 10 Гражданского кодекса…».

Суд не поясняет, в чем именно заключалась правовая неопределенность условий правил страхования. И это понятно, поскольку определения страхового случая и кражи изложены в правилах предельно четко и однозначно, что снова отсылает нас к мысли о том, что суть претензий ВС РФ не в правовой неопределенности правил, а лишь в том, что понятие кражи включает только одну из квалификаций, приведенных в ст. 158 УК РФ.

Страховщик должен действовать добросовестно и если страхователь указал в заявлении, отметив соответствующую графу, что страхует имущество от противоправных действий третьих лиц, в том числе кражи, то, по мнению ВС РФ, подразумевается, что это будет любой вид кражи, указанный в ст. 158 УК РФ, несмотря на иные условия правил страхования.

В контексте главы 48 ГК РФ заявление на страхование имеет правовое значение для решения вопроса о предоставлении страхователем достоверных сведений в целях определения вероятности наступления страхового случая и размера возможных убытков от его наступления (страхового риска), если эти обстоятельства не известны и не должны быть известны страховщику (ст. 944 ГК РФ).

Соответственно, с правовой точи зрения заполнение страхователем заявления при заключении договора страхования имущества направлено на уточнение сведений об имуществе, его родовых признаках и особенностях, режиме охраны и использования и пр., что дает страховщику возможность оценить риск и назначить цену страхования (страховую премию).

Если сведения, указанные страхователем в заявлении, не соответствовали действительности, страховщик имеет право потребовать признания договора недействительным.

Воля же стороны на заключение договора на тех или иных условиях, соблюдение баланса интересов сторон, исключение несправедливых договорных условий и все то, что о чем писал Пленум ВАС в своем постановлении № 16 «О свободе договора и ее пределах», относится к условиям самого договора и соответствующих правил страхования, об изменении, дополнении или исключении отдельных положений которых стороны могут договориться при заключении договора страхования (ст. 943 ГК РФ).

С учетом положений, закрепленных в данном постановлении, суды при желании вправе заблокировать несправедливые договорные условия во имя защиты слабой стороны.

Так, суды определяя, обладала ли соответствующая сторона таким статусом, оценивают «соотношение переговорных возможностей сторон», выясняют «было ли присоединение к предложенным условиям вынужденным», а также учитывают «уровень профессионализма сторон в соответствующей сфере, конкуренцию на соответствующем рынке, наличие у присоединившейся стороны реальной возможности вести переговоры или заключить аналогичный договор с третьими лицами на иных условиях и т.д.».

Безусловно, страховщик является профессиональным участником рынка страховых услуг, но и сам страхователь является профессиональным участником сферы торговли ювелирными изделиями.

Истец, являясь с 2004 года индивидуальным предпринимателем, чьим основным видом деятельности является торговля розничная ювелирными изделиями в специализированных магазинах (сведения согласно данным ЕГРИП), мог предвидеть неблагоприятную ситуацию в виде кражи не только с незаконным проникновением, но и при иных обстоятельствах, и предложить страховщику внести соответствующие условия в договор страхования при его заключении, или же заранее выбрать страховщика, предлагающего подходящие страхователю условия договора страхования.


Между тем, в судебных актах отсутствуют сведения о том, обращался ли страхователь к иным страховщикам и предложили ли такие страховщики неприемлемые условия договора страхования.

В судебных актах также отсутствует оценка и/или упоминание доказательств того, что истец при заключении договора страхования с ответчиком предлагал, а ответчик отказался иначе изложить условия договора о критериях такого страхового случая как кража.

Ни одно из этих обстоятельств также не было установлено и ВС РФ, по крайней мере, ни на одно из них суд не ссылается в обоснование своего мнения о недобросовестности поведения страховщика.

Также открытым остается вопрос о правовых последствиях признания ВС РФ недобросовестным поведением включение страховщиком в перечень страховых случаев только кражи с незаконным проникновением.

Если суд посчитал, что «…правила страхования могут применяться лишь путем, не нарушающим положения действующего законодательства, следовательно, страховым случаем будет являться противоправное действие третьих лиц – кража в том смысле, в каком оно зафиксировано в нормах Уголовного кодекса», то получается, что сторонами не было достигнуто соглашение по одному из существенных условий договора.

Так, согласно ст. 942 ГК РФ между страхователем и страховщиком должно быть достигнуто соглашение, в том числе, о характере события, на случай наступления которого осуществляется страхование (страхового случая).
Соответственно, по логике ВС РФ, такое соглашение достигнуто не было, поскольку страховщик в правилах указал в качестве страхового случая только кражу с незаконным проникновением, а должен был все виды квалификаций кражи по ст. 158 УК РФ, то договор считается незаключенным.

Если же ВС РФ, несмотря на ст. 942 ГК РФ, посчитал договор страхования заключенным, но расширил понятие страхового случая по риску противоправных действий третьих лиц в части кражи в любой ее квалификации, которая указана в ст. 158 ГК РФ, то очевидно, что такое расширение должно повлечь соответствующее увеличение страховой премии по договору.

Однако ВС РФ не делает какого-либо вывода о заключенности или незаключенности договора страхования, а лишь дает указание судам при новом рассмотрении дела проверить заявленный предпринимателем расчет страховой выплаты и принять законные и обоснованные судебные акты.



Последствия для рынка

Каким будет исход нового рассмотрения дела еще предстоит увидеть, но последствия такого решения ВС РФ уже проявились.

Центральный Банк РФ (ЦБ РФ) обратился к страховщикам с письмом, где «информирует о вынесении Судебной коллегией по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации определения от 2 июня 2023 года № 305-ЭС22-29440 по делу № А40-215162/2021, из содержания которого следует, что правила страхования не могут содержать положения, искажающие правовые понятия, применимые в правовой системе Российской Федерации.

В этой связи просит страховые организации представить информацию относительно соответствия (несоответствия) содержащихся в правилах страхования понятий (терминов) правовым понятиям (терминам), закрепленным в нормативных правовых актах.

При выявлении несоответствия также просим указать сроки, необходимые страховой организации для их устранения».
Если ВС РФ в своем определении ограничил необходимость соответствия терминов в правилах страхования нормам и понятиям только УК РФ, то ЦБ РФ просит от страховщиков провести гораздо более объемную работу и проверить соответствие (несоответствие) содержащихся в правилах страхования понятий (терминов) правовым понятиям (терминам), закрепленных в любых нормативно-правовых актах.

При этом ЦБ РФ не уточняет, какие именно нормативно-правовые акты он имеет в виду: законы или подзаконные акты, или же все вместе; не уточняет, какие виды страхования должна охватить такая аналитика.

Кроме того, многие термины, используемые страховщиками, не имеют нормативного-правового определения.
Так, например, выглядит стандартный перечень страховых случаев по договору имущественного страхования юридических лиц одного из крупнейших страховщиков в РФ [1]: «…предоставить страховую защиту от повреждения или гибели имущества вследствие:

• Падения на застрахованное имущество пилотируемых летающих объектов или их обломков;
• Стихийных бедствий, а именно: землетрясения, извержения вулкана или действия подземного огня, оползня, горного обвала, камнепада, селя, цунами, движения воздушных масс (бури, вихря, урагана, смерча), наводнения, затопления, паводка, града, обильных осадков, гололедно-изморозного состояния влаги в атмосфере (ледяной дождь), резкого и сильного перепада температуры;
• Взрыва паровых котлов, газохранилищ, газопроводов, машин, аппаратов и других аналогичных устройств;
• Повреждения застрахованного имущества водой из водопроводных, канализационных, отопительных систем, систем пожаротушения и кондиционирования;
• Кражи с незаконным проникновением, грабежа, разбоя;
• Боя оконных стекол, зеркал и витрин;
• Злоумышленных действий третьих лиц, за исключением случаев кражи с незаконнымпроникновением, грабежа и разбоя;
• Других причин, в том числе наезда наземных транспортных средств, навала судов, падения метеоритов (метеоров, болидов), за исключением случаев, указанных в п. 3.9 настоящих Общих условий».

Однако, действующее российское законодательство не содержит легального определения термина «стихийное бедствие»[2], одного из наиболее распространенных страховых случаев в договорах добровольного страхования имущества, как и легального определения взрыва паровых котлов, камнепада, боя оконных стекол и пр.


Экономические последствия

Наконец, подход ВС РФ, подхваченный ЦБ РФ, имеет и очевидно негативные экономические последствия.
Вменение страховщикам обязанности по соответствию правил страхования терминам правовым понятиям (терминам), закрепленных в нормативно-правовых актах, необоснованно ограничит свободу договора и приведет к существенному увеличению стоимости договоров страхования.


Страховщики будут лишены возможности предлагать клиентам страховые продукты, исходя из реальных экономических потребностей. Лица, имеющие имущество, будут вынуждены уплачивать денежные средства за страховые услуги, в которых они не заинтересованы. Потенциальные страхователи, чье имущество меньше подвержено тем или иным рискам, могут столкнуться с высокими (возможно заградительными) страховыми тарифами, что сделает для них страхование малодоступным и ограничит им доступ к страховым услугам.


2. Дело по иску арбитражного управляющего (АУ) Матиняна И.А. к АО «Д2 Страхование» (дело № А40-114035/2022).

Суть спора заключается в том, что арбитражный управляющий обратился к страховщику с заявлением о заключении дополнительного договора страхования, в чем ему было отказано со ссылкой на отсутствие у страховщика обязанности по его заключению.


Полагая такой отказ страховщика незаконным, арбитражный управляющий обратился в суд с требованием о признании его недействительным.

Суды трех инстанций отказали истцу в иске, среди прочего мотивируя это тем, что в отсутствие отдельного (специального) федерального закона о страховании ответственности арбитражного управляющего указанное страхование осуществляется в форме добровольного страхования и исходя из положений ГК РФ, такой договор не является публичным.

Несмотря на это, ВС РФ фактически приравнял наличие лицензии у страховщика на осуществление определенного вида страхования к обязанности заключить договор страхования.

По логике ВС РФ при наличии лицензии страховщик не имеет права без объяснения причин отказать арбитражным управляющим в страховании их ответственности в делах о банкротстве, иначе, по мнению ВС РФ, это является дискриминацией и злоупотреблением правом.

ВС РФ подчеркнул, что по ст. 24.1 закона о банкротстве арбитражный управляющий обязан страховать свою ответственность, а в ряде случаев обязан также заключить договоры дополнительного страхования для покрытия возможных убытков, причиненных участникам банкротных дел. Это обязательное условие для назначения арбитражного управляющего на процедуры банкротства, обеспечивающее «допуск к профессии», указала коллегия. Причем наличие у арбитражного управляющего уже заключенного основного договора страхования не является основанием для отказа в дополнительной — «закон не ограничивает арбитражного управляющего » в праве дополнительно страховаться в нескольких компаниях, а отсутствие договора «может блокировать осуществление арбитражным управляющим деятельности в конкретном деле» и стать причиной его отстранения от процедуры или даже для привлечения к административной ответственности, отметил ВС.

Коллегия напомнила о позиции Конституционного суда, что свобода заключения договора «не является абсолютной, не должна вести к отрицанию или умалению других прав и свобод».

Условия для различных субъектов могут быть неодинаковы, но «не могут быть произвольными». Страховщик «не мотивировал свой отказ» и не представил каких-либо обосновывающих его доказательств. Это «свидетельствует о дискриминации» и «необоснованной избирательности в клиентах», «противоречит принципам добросовестности и разумности» и «является одним из случаев злоупотребления правом», резюмировал ВС.

Сложно отрицать, что на современном рынке страхования действительно имеются определенные сложности в страховании ответственности арбитражного управляющего.

Но также абсолютно очевидным является тот факт, что эти сложности проистекают напрямую из особенностей законодательного регулирования данного вида ответственности и складывающейся годами судебной практики в части оценки деятельности самого АУ и причинения им убытков, а также возможности их взыскания в порядке регресса страховщиком.

Договор страхования ответственности арбитражного управляющего не является публичным, как в силу отсутствия отдельного федерального закона, устанавливающего публичность данного договора, так и в силу норм ГК РФ, а также Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора». В нем прямо указано, что к публичным договорам не относятся, в частности, кредитный договор (пункт 1 статьи 819 ГК РФ) и договор добровольного имущественного страхования (пункт 1 статьи 927 ГК РФ).
В общем-то и у ВС РФ это базовое положение не вызывало сомнений до июня 2023 года, ведь еще в марте 2023 та же судья Павлова Н.В. вынесла определение № N 305-ЭС22-21439, которым отказала арбитражному управляющему в передаче кассационной жалобы по делу № А40-183129/2021.

По этому делу суд не увидел нарушений норм материального права, хотя здесь суды трех нижестоящих инстанций отказали арбитражному управляющему в понуждении страховщика к заключению договора страхования, поскольку исходили из того, что договор страхования ответственности арбитражных управляющих не является публичным договором, а относится к договорам добровольного страхования, ссылаясь на ст.ст. 421, 426, 927, 934 ГК РФ.

Более того, уже 17.08.2022 ВС РФ в своем определении по делу № А40-310946/2019 прямо указывал на объективно существующие и не зависящие от страховщика проблемы при страховании ответственности АУ: «Вместе с тем не исключены ситуации, когда отсутствие договора дополнительного страхования ответственности ввиду отказа страховщиков в его заключении обусловлено не личностью арбитражного управляющего, а объективными факторами, в частности, связано со сложившейся на рынке страхования конкретного имущественного интереса экономической обстановкой. В данном случае на основе имеющихся в деле доказательств (ответы компетентных государственных органов, письма страховых организаций и т.д.) судами установлено наличие кризисной ситуации, обусловленной тем, что в силу объективных экономических причин (в частности, необходимости соблюдения нормативного соотношения собственных средств и принятых обязательств) внутренние правила страховых компаний (осуществляющих страхование ответственности управляющих) не предусматривают возможность заключить с арбитражным управляющим договор страхования ответственности, страховая сумма по которому составит 167 млн. руб.».

Примечательным в этом смысле является также дело № А40-4709/2021, где ФГУП «Атомфлот» обратился с иском к ответчику АО «Балтийский завод» о понуждении заключить договор страхования в отношении судна в постройке.

Обращение с таким иском было обусловлено тем, что ни один российский страховщик не брал на страхование такой объект в размере его полной стоимости в силу невозможности адекватного перестрахования рисков на российском рынке.

Суды двух инстанций отказали в иске (далее судебные акты не были обжалованы истцом), прямо ссылаясь на свободу договора и указав на те случаи, когда такое понуждение допускается, то есть:
· если обязанность заключить договор предусмотрена законом;
· если обязанность заключить договор принята на себя добровольно второй стороной.

Увы, проблема так и не получила своего разрешения и, видимо, по этой причине высшая судебная инстанция берет на себя роль законодателя и, восполняя пробелы, признает публичным договор страхования ответственности в отсутствие соответствующего нормативного регулирования.

Однако, вряд ли такой подход способен решить сложившуюся ситуацию, ведь вероятнее всего теперь небольшой круг страховых компаний, работающих с арбитражными управляющими, станет еще уже.

Более того, решение ВС РФ может усугубить проблему за счет введения страховщиками заградительных тарифов, а самих управляющих позволит чаще привлекать к административной ответственности за отсутствие такого договора страхования.
В итоге свобода договора формально провозглашается и объявляется конституционным принципом и базовой презумпцией российского договорного права, отступление от которой возможно лишь в исключительных случаях, как минимум в отношении договоров, заключаемых между предпринимателями.

На практике же мы видим примеры ничем не обоснованного ограничения свободы договора на уровне правоприменения Верхового суда РФ.